Прихожане нашего храма, Сергей и Наталья приняли решение и нашли время для участия в непосредственной поддержке раненых бойцов, находящихся в одном из госпиталей Новой Москвы, и сейчас на постоянной основе один день в неделю посвящают этому время, помогая тем, кто утратил способность ухаживать за собой. Об опыте волонтёрской помощи супругов Сергея и Натальи Зиновьевых, рассказывает сама Наталья.
- Как вам пришло решение вместе заниматься помощью раненым в госпитале? Может быть, это было связано с какой-то личной ситуацией, какое-то событие спровоцировало (или замотивировало), какая-то история особенно отозвалась.
-«Да нет, никакой особой сознательности не было. Просто меня попросил…. Михалыч» («Москва слезам не верит», интервью Катерины на заводе). Ну а серьезно… Наверное, случай, да. Я в этих ситуациях (война, эпидемии и т.п.) решила для себя не рвать вперед, на амбразуру, а спокойно делать свои привычные дела, пока не почувствую вмешательство Господа.
Самоуверенно, наверное, но мне кажется, когда твое внутреннее чутье начинает облекать чувства и стремления в конкретные действия, конечно, с помощью внешних обстоятельств, это и есть Его вмешательство. С февраля 22-го года мы с детьми стали говорить о известных событиях, высказывать свои точки зрения. Когда говоришь, страшно оказаться лишь говорящим, рассуждающим о том, в чем сам не «поварился», не помог, не помешал, не сделал ничего. И когда прозвенел первый «звоночек» – госпиталь в Подольске приглашал на сдачу донорской крови, у меня лично что-то отозвалось. Съездила. Невероятное ощущение было! Такое чувство, что ты реально помогаешь. В следующий раз пригласила Ваню (сын – примеч. ред.). Теперь он почти почетный донор. Каждые два месяца сдает кровь. И это ему очень нужно, я знаю. Я ему составляю компанию через раз. Женщинам раз в три месяца можно. Но нам так удобнее, вместе. Вот видишь, случай? Да. Так же и с госпиталем.
Я летом тружусь на прихрамовом участке, ухаживаю за клумбами. И мой частый собеседник – Владимир Руальдович, подводник, капитан 1-го ранга, как я потом узнала, госпитальный позывной у него «Боцман». Я работаю, а он меня развлекает рассказами. И ему хорошо, и мне весело. Но вот этим летом он стал мне рассказывать про госпиталь, в котором он служит волонтером. Поскольку в силу возраста он мало чем может помочь физически, он работает рассказчиком. А бойцам это даже важнее, чтобы с ними говорили, их слушали. И вот он каждый раз, беседуя со мной, говорил, что рук не хватает там. Я сначала сочувственно кивала, к себе не примеряла никак. А потом поняла: это мне говорят же! Стала просить его меня отвезти туда. Но это не так-то просто, по записи, и инструктаж надо проходить. Да и приболел мой собеседник. Но дал координаты людей. Я за благословением к батюшке. Тот решительно не благословил. Но я ведь «на гора» выдала только это: благословите в госпиталь. А что к этому подвело – не сказала. Скорее всего, батюшка принял это за порыв, громкий, но непродуманный поступок. Дал мне отсыл на отца Максима, который частенько бывает в госпиталях, возит гуманитарку. Я ему написала про своё желание, а он одобрил, дал пару советов дельных. Я опять к батюшке. Он согласился при условии, что я не одна, а с Сережей буду. В решении Сережи я не сомневалась. Знала, что ему нелегко это принят, я-то постепенно к этому пришла, а его обухом по голове… Но он молодец. Меньше меня думал. Вот. Такой случай. И пошло дело.
- Как проходит твой обычный день в госпитале, можно просто по порядку примерно, собирательный образ дня, так сказать. Какие процедуры, какая помощь, в чём именно заключается?
- Наш обычный день: приятно жутко, что все охранники нас уже знают, на КПП улыбаются, но сумки проверяют - порядок такой. Идем в свое отделение. Переодеваемся. Смотрим наличие расходников в волонтерской : предметы личной гигиены, одноразовые пеленки, одежда, костыли и их комплектующие. Ну, чтобы знать, что есть, что можем при необходимости дать бойцам. Дальше берем блокноты и идем по палатам спрашивать, кому что нужно сделать. По пути проходим мимо медицинского поста , если там есть медсестра, то про особые случаи тоже спрашиваем - часто им не хватает рук, чтобы как следует лежачих обработать. Обходим, записываем. Кому-то просто нужно что-то принести – влажные салфетки, станок бритвенный, носки теплые. Кого-то помыть, покормить, постричь. Обработать ноги (это процедура отшелушивания грубой кожи на ногах).
Поменять постель помогаем, это санитары обычно делают, но если они зашиваются, то мы. Подкачать колеса на коляске. Заказать коляски бойцам, которым разрешается на них пересаживаться. Погулять с бойцом на свежем воздухе. Летом даже лежачих прямо на кроватях можно вывозить. Нам нельзя делать медицинских манипуляций, лекарства покупать по просьбе бойцов. Только согласовывать с врачами, тогда можно. Мы с Сережей обычно разделяем обход. Он до мед.поста, я после. Потом сводим в журнале общий список дел. Сложные делаем вместе – помыть лежачих, обычно. Остальное – я беру стрижки и кормежки на себя, он раздает расходники, обрабатывает ноги, чинит колеса на колясках.
- С чем внутри себя пришлось столкнуться и поработать в процессе этой помощи другим людям, было ли такое? Был ли какой-то диссонанс между ожиданием и реальностью?
- Если и был, то в плюс. Я первый раз шла со страхом, что будет морально тяжело смотреть, видеть страдания... Но оказалось, что умею отключать в себе эмоции. Наверное, из меня бы вышел неплохой врач. Всё идёт в основном на позитиве и оптимизме. Надо делать, не до слез и жалости. Мы шутим, обсуждаем разные темы, в том числе и наш труд. Бойцы тоже спрашивают, платят ли нам и почему мы оказались здесь. Есть и серьезные темы. Есть огромная нежность к ним, даже к ворчунам и врединам, люди есть люди. Но им простить неосторожные фразы, вернее, даже просто не обидеться, проще простого.
- Каждый человек там со своей историей. Какие их услышапнных особенно "зацепили", чем?
- Знаешь, нас учили в одно ухо впускать информацию, в другое выпускать. Все забывать тут же при выходе из отделения. Я слышу много историй про то, кого как ранило, какой был бой. Но спроси – не вспомню. Честно. Прошили «опцию забвения».
- Влияет ли как-то это служение вашей семьи на саму семью? Хватает ли времени на себя? Не получается ли так, что там остаётся всё (в плане эмоциональных и физ. сил), а на семью и себя уже сил нет?
- Мы выбрали оптимальный режим. Времени хватает. Сил даже прибавляет. Устаешь хотя бы от того, что огромные расстояния, коридор длинный, территория сама большая. Работы когда больше, когда меньше. Поначалу сильно уставала. Сейчас привыкла. Перед детьми вины не чувствую. Наоборот, я рада, что наши с ними обсуждения происходящего вокруг нас не остались просто словами. Дети видят, что любые убеждения, мнения, надо подтверждать делами. Это важно! Цельный образ родителей складывается. Мне кажется, они даже гордятся немного, если им приходится где-то упоминать, что родители волонтеры.
- Изменились ли личные отношения с Богом за время этого служения, если возможно сформулировать - как?
- Ну, тоже, мне не стыдно «смотреть Ему в глаза» хотя бы в этом моменте… Может быть, я и немного делаю, может и больше можно, но пока я не ощущаю этой потребности, значит, пусть пока так.
- Чего хотелось бы пожелать тем, кому вы помогаете в этом госпитале?
- Хочется, чтобы они помнили про Бога. Это спасение для них. Только так они смогут найти себя в мирной жизни. Не укатиться в водку, депрессию. Им прямо я это не говорю, к сожалению, многие совсем не верующие. Тут даже с мусульманами легче говорить, кстати. Они понимают, что сами, без помощи Всевышнего, ничего не могут. А нашим говорю, что не надо ни от кого из людей ничего ждать, когда вернутся. Никто ничем им не обязан, это дело совести каждого, добиваются пусть всего только сами. А сами они могут сделать больше, чем любой с руками и ногами. Потому что, пройдя то, что им довелось пройти, они имеют большое преимущество перед теми, кто не воевал. Хотят того или нет, верят или нет, но они выполнили свой воинский долг, ранение – это следующий их бой. Пусть знают себе цену. И пусть не забывают о ней.
- Как вам пришло решение вместе заниматься помощью раненым в госпитале? Может быть, это было связано с какой-то личной ситуацией, какое-то событие спровоцировало (или замотивировало), какая-то история особенно отозвалась.
-«Да нет, никакой особой сознательности не было. Просто меня попросил…. Михалыч» («Москва слезам не верит», интервью Катерины на заводе). Ну а серьезно… Наверное, случай, да. Я в этих ситуациях (война, эпидемии и т.п.) решила для себя не рвать вперед, на амбразуру, а спокойно делать свои привычные дела, пока не почувствую вмешательство Господа.
Самоуверенно, наверное, но мне кажется, когда твое внутреннее чутье начинает облекать чувства и стремления в конкретные действия, конечно, с помощью внешних обстоятельств, это и есть Его вмешательство. С февраля 22-го года мы с детьми стали говорить о известных событиях, высказывать свои точки зрения. Когда говоришь, страшно оказаться лишь говорящим, рассуждающим о том, в чем сам не «поварился», не помог, не помешал, не сделал ничего. И когда прозвенел первый «звоночек» – госпиталь в Подольске приглашал на сдачу донорской крови, у меня лично что-то отозвалось. Съездила. Невероятное ощущение было! Такое чувство, что ты реально помогаешь. В следующий раз пригласила Ваню (сын – примеч. ред.). Теперь он почти почетный донор. Каждые два месяца сдает кровь. И это ему очень нужно, я знаю. Я ему составляю компанию через раз. Женщинам раз в три месяца можно. Но нам так удобнее, вместе. Вот видишь, случай? Да. Так же и с госпиталем.
Я летом тружусь на прихрамовом участке, ухаживаю за клумбами. И мой частый собеседник – Владимир Руальдович, подводник, капитан 1-го ранга, как я потом узнала, госпитальный позывной у него «Боцман». Я работаю, а он меня развлекает рассказами. И ему хорошо, и мне весело. Но вот этим летом он стал мне рассказывать про госпиталь, в котором он служит волонтером. Поскольку в силу возраста он мало чем может помочь физически, он работает рассказчиком. А бойцам это даже важнее, чтобы с ними говорили, их слушали. И вот он каждый раз, беседуя со мной, говорил, что рук не хватает там. Я сначала сочувственно кивала, к себе не примеряла никак. А потом поняла: это мне говорят же! Стала просить его меня отвезти туда. Но это не так-то просто, по записи, и инструктаж надо проходить. Да и приболел мой собеседник. Но дал координаты людей. Я за благословением к батюшке. Тот решительно не благословил. Но я ведь «на гора» выдала только это: благословите в госпиталь. А что к этому подвело – не сказала. Скорее всего, батюшка принял это за порыв, громкий, но непродуманный поступок. Дал мне отсыл на отца Максима, который частенько бывает в госпиталях, возит гуманитарку. Я ему написала про своё желание, а он одобрил, дал пару советов дельных. Я опять к батюшке. Он согласился при условии, что я не одна, а с Сережей буду. В решении Сережи я не сомневалась. Знала, что ему нелегко это принят, я-то постепенно к этому пришла, а его обухом по голове… Но он молодец. Меньше меня думал. Вот. Такой случай. И пошло дело.
- Как проходит твой обычный день в госпитале, можно просто по порядку примерно, собирательный образ дня, так сказать. Какие процедуры, какая помощь, в чём именно заключается?
- Наш обычный день: приятно жутко, что все охранники нас уже знают, на КПП улыбаются, но сумки проверяют - порядок такой. Идем в свое отделение. Переодеваемся. Смотрим наличие расходников в волонтерской : предметы личной гигиены, одноразовые пеленки, одежда, костыли и их комплектующие. Ну, чтобы знать, что есть, что можем при необходимости дать бойцам. Дальше берем блокноты и идем по палатам спрашивать, кому что нужно сделать. По пути проходим мимо медицинского поста , если там есть медсестра, то про особые случаи тоже спрашиваем - часто им не хватает рук, чтобы как следует лежачих обработать. Обходим, записываем. Кому-то просто нужно что-то принести – влажные салфетки, станок бритвенный, носки теплые. Кого-то помыть, покормить, постричь. Обработать ноги (это процедура отшелушивания грубой кожи на ногах).
Поменять постель помогаем, это санитары обычно делают, но если они зашиваются, то мы. Подкачать колеса на коляске. Заказать коляски бойцам, которым разрешается на них пересаживаться. Погулять с бойцом на свежем воздухе. Летом даже лежачих прямо на кроватях можно вывозить. Нам нельзя делать медицинских манипуляций, лекарства покупать по просьбе бойцов. Только согласовывать с врачами, тогда можно. Мы с Сережей обычно разделяем обход. Он до мед.поста, я после. Потом сводим в журнале общий список дел. Сложные делаем вместе – помыть лежачих, обычно. Остальное – я беру стрижки и кормежки на себя, он раздает расходники, обрабатывает ноги, чинит колеса на колясках.
- С чем внутри себя пришлось столкнуться и поработать в процессе этой помощи другим людям, было ли такое? Был ли какой-то диссонанс между ожиданием и реальностью?
- Если и был, то в плюс. Я первый раз шла со страхом, что будет морально тяжело смотреть, видеть страдания... Но оказалось, что умею отключать в себе эмоции. Наверное, из меня бы вышел неплохой врач. Всё идёт в основном на позитиве и оптимизме. Надо делать, не до слез и жалости. Мы шутим, обсуждаем разные темы, в том числе и наш труд. Бойцы тоже спрашивают, платят ли нам и почему мы оказались здесь. Есть и серьезные темы. Есть огромная нежность к ним, даже к ворчунам и врединам, люди есть люди. Но им простить неосторожные фразы, вернее, даже просто не обидеться, проще простого.
- Каждый человек там со своей историей. Какие их услышапнных особенно "зацепили", чем?
- Знаешь, нас учили в одно ухо впускать информацию, в другое выпускать. Все забывать тут же при выходе из отделения. Я слышу много историй про то, кого как ранило, какой был бой. Но спроси – не вспомню. Честно. Прошили «опцию забвения».
- Влияет ли как-то это служение вашей семьи на саму семью? Хватает ли времени на себя? Не получается ли так, что там остаётся всё (в плане эмоциональных и физ. сил), а на семью и себя уже сил нет?
- Мы выбрали оптимальный режим. Времени хватает. Сил даже прибавляет. Устаешь хотя бы от того, что огромные расстояния, коридор длинный, территория сама большая. Работы когда больше, когда меньше. Поначалу сильно уставала. Сейчас привыкла. Перед детьми вины не чувствую. Наоборот, я рада, что наши с ними обсуждения происходящего вокруг нас не остались просто словами. Дети видят, что любые убеждения, мнения, надо подтверждать делами. Это важно! Цельный образ родителей складывается. Мне кажется, они даже гордятся немного, если им приходится где-то упоминать, что родители волонтеры.
- Изменились ли личные отношения с Богом за время этого служения, если возможно сформулировать - как?
- Ну, тоже, мне не стыдно «смотреть Ему в глаза» хотя бы в этом моменте… Может быть, я и немного делаю, может и больше можно, но пока я не ощущаю этой потребности, значит, пусть пока так.
- Чего хотелось бы пожелать тем, кому вы помогаете в этом госпитале?
- Хочется, чтобы они помнили про Бога. Это спасение для них. Только так они смогут найти себя в мирной жизни. Не укатиться в водку, депрессию. Им прямо я это не говорю, к сожалению, многие совсем не верующие. Тут даже с мусульманами легче говорить, кстати. Они понимают, что сами, без помощи Всевышнего, ничего не могут. А нашим говорю, что не надо ни от кого из людей ничего ждать, когда вернутся. Никто ничем им не обязан, это дело совести каждого, добиваются пусть всего только сами. А сами они могут сделать больше, чем любой с руками и ногами. Потому что, пройдя то, что им довелось пройти, они имеют большое преимущество перед теми, кто не воевал. Хотят того или нет, верят или нет, но они выполнили свой воинский долг, ранение – это следующий их бой. Пусть знают себе цену. И пусть не забывают о ней.